Чего постоянно не хватает ребенку? Правильно, – внимания! Этим я обижен не был. Но я был лишен понимания. Наверное, потому, что со мной не хотели вести разговор на взрослые темы. Метод домыслов, к которым я прибегал, не всегда приводил к нужному результату. В отношениях детей и взрослых знака равенства не поставить. На улице я получал то, чего я был лишен дома, – мужского воспитания. Мужчины самоустранялись от воспитания. Отец был для меня внешним символом мужского поведения. Хорошо, что хоть в этом он меня не подвел! Я не стану долго останавливаться на занятиях взрослых, они почти не изменились с течением времени. Отличие одно – не было безработицы. Найти работу не составляло трудности, везде требовались люди различных специальностей. Большинство женщин нашего города были домашними хозяйками. Исключение было не велико. Одно можно было сказать точно, что дети работающих матерей были такими, какими принято их называть сегодня – трудновоспитуемыми. Их было немного, но влияние их на формирование уличного такта подрастающего поколения было огромным, не уступающим по значению школьному. Они были антиподами всему порядочному и доброму.

Настало время перейти к вопросу жизни и занятий детей.

Контроль школы в период учебного года был серьезным. Ощущалась забота правительства страны. Идеологическое воспитание было на первом месте. Оно заставляло и нерадивых задумываться, если, естественно, имелось то, чем принято думать.

Великое дело – грамотность. И особенно знание математики. Нет, не высших сфер ее, а обычных четырех действий с простыми числами. Я это познал давно, совершая покупки. Меня вместе с братом, еще тогда, когда голова моя не возвышалась над краем стола, мать посылала за простыми покупками на рынок и в магазин. Брат исполнял роль подсобного рабочего, так как я один не мог донести кошелку с продуктами с рынка. А вдвоем, взявши с двух сторон за ручки, и отдыхая по пути не один раз, мы доставляли необходимое домой. Увеличившись в размерах, я потерял необходимость в такой помощи. Теперь меня посылали одного. Я знал все продовольственные магазины и ларьки в центре города Керчи. Боже мой, чего только в них не было. Колбасы, настоящие, без всяких добавок, из чистого мяса и сала, пахнущие специями. Один кусочек, весом в 300 граммов «чайной» колбасы, принесенный домой, заполнял чудесным запахом всю кухню, приятно щекоча ноздри. До сих пор я помню запахи настоящего сливочного масла, домашней колбасы и халвы. Не тешьте себя иллюзией, вам, живущим сейчас, не доступно ни вкушать настоящие изделия кулинарии, ни обонять. Ведь тогда готовили все из экологически чистых продуктов, по дореволюционным рецептам.

Технологами были те, кто познал тайны производства при царе-батюшке. А на просторах России всегда любили, и поесть, и попить! Каждое утро я направлялся в хлебобулочную, расположенную на углу Ленинской и Крестьянской (Володи Дубинина), поблизости от прежнего управления водоканала. Четыре ступеньки вверх, и мои босые ноги касаются пола магазина. Полки заполнены караваями хлеба (хлеб в форме кирпичика прежде не выпекался) ситного, ржаного, белого пшеничного, и пшеничного с отрубями, пеклеванного и… Висят гирлянды и связки калачей, баранок и бубликов с блестящей глянцевитой корочкой, а выбор булочек… Самой ходовой из булочек была «франзоль», булочка в форме пирожка с надрезанным вдоль верхом. Пекли хлебобулочные изделия прежде в пекарнях, а не хлебозаводах, не в электропечах, а печах, в которых сжигались дрова, пекли на поду, поэтому иногда были видны на нижней корочке каравая кусочки древесного угля. Запах хлеба в магазине был потрясающим! Я подолгу стоял, не решаясь подойти к прилавку, рассчитывая в уме, сколько следует купить хлеба, чтоб сэкономить на 25 граммов леденцов. Обман не был свойственен моей натуре. Напротив, даже опасение получить хорошую трепку, не могло заставить меня солгать. Но, устоять против сладкого не мог. Искушение было слишком велико… Я на ходу расправлялся с леденцами. Мать, посматривая на принесенный мною хлеб, иногда говорила: « А не обманули ли тебя в булочной, взвешивая?» Я убеждал мать, что все в порядке, понимая, что взвесить дома покупку было нечем, а в булочную по солнцепеку мать не пойдет!

Игрушек у большинства живущих в нашем дворе детей не было. Проходя по Ленинской, и видя в витринах магазинов массу красивых игрушек, я подолгу останавливался. Из настоящих игрушек, подаренных мне ко дню рождения, были кубики и азбука, выполненная на квадратиках фанеры. Складывание рисунков из кубиков быстро осваивалось, и интерес к ним пропадал. Кубики валялись, где попало, пока бабушка не отправляла их в печь. Жалости к ним не испытывал. Благодаря азбуке рано научился читать (мне было тогда четыре годика) Начались книги, и азбука последовала в печь вслед за кубиками. Я не завидовал владельцам красивых и к тому же неповрежденных игрушек. Эти дети были избалованы родителями. Им покупались игрушки, ценою свыше 15 рублей. О таких больших деньгах я и мечтать не мог. Я знал цену деньгам, покупая продукты, и рассчитывая каждую копейку. Владельцы самодвигающихся танков и автомобилей даже притронуться к своим игрушкам не позволяли. А смотреть за игрой одиночки было скучным занятием. Отсутствие игрушек было толчком к развитию чувства коллективизма. Мы приучались к шумным играм, требующим массу движений. Я не стану перечислять их, они известны и сейчас, только редко используются. То ли дети теперь раньше времени стали индивидуалистами, то ли их активность убили зрелищные забавы. Сидят у компьютеров и дурью маются…

Игрушки мы делали себе сами. Главный вопрос стоял: из чего? Отыскать материал было совсем нелегко. До войны по улицам, заглядывая во дворы, разъезжали сборщики утиля. Называли их по-старинному – старьевщики. Принимали они от населения все: рваные калоши, куски металла, кости, стекло, тряпки… Разыскать после них, что-нибудь во дворе, было просто невозможно. Слышались возмущения матерей, разыскивающих половые тряпки, старенькие половики. Зато у ребят появлялись мячики на резинках и глиняные свистки в виде фигурок животных. Единственное, что не интересовало старьевщика, так это – дерево. Оно и было нашим материалом для поделок. Его распиливали, его строгали, в него забивали гвозди. Из него делалось оружие (мечи, луки, стрелы, щиты), из него создавали макеты кораблей и самолетов. Самым неприятным изделием для родителей были наши луки со стрелами. После дворовых войн у стекольщика всегда находилась работа. Заставить нас отказаться от военных действий, было невозможно, – никто не хотел выбрасывать белый флаг. Иное дело – перемирие. Оно позволяло найти точки соприкосновения с взрослыми, а это означало, что, успокоившись, взрослые позволят детям своим вновь приступить к военным действием, с обещанием не трогать оконных стекол. Сражения у нас часто носили тематический характер. Разыгрывались сцены из военного фильма, просмотренного нами за последний месяц. Каждый во дворе имел кличку. Чаще, исходила она из фамилии. Например, у меня она была – Котел Головатый. Могла кличка возникнуть и случайно, если чем-то она понравилась ребячьему обществу. Скажем, как-то, поссорившись с Мишкой Александровым, дерзким, хамоватым подростком лет четырнадцати, у меня вырвалось, совсем случайно: « Что ты корчишь из себя важного, ты же – абсолютный ноль!» Ноль и стало его кличкой. А все потому, что он слишком бурно на нее прореагировал. Имени и фамилии с того дня он полностью лишился.

Значительную часть каникулярного времени мы проводили, бродя по улицам, без всякого плана, или купаясь в море. Городским пляжем официально числился кусок берега моря, находящейся сразу за приморским бульваром и являющийся его продолжением. Менее благоустроенного пляжа мне никогда после не приходилось видеть. Одет он был у самой кромки воды в бетон, полого спускающийся к воде. За полоской бетона шириной в 2 метра располагался утрамбованный, как камень грунт, присыпанный скудным слоем песка. Да и длина пляжа не превышала 40 метров. Следует учесть, что большая часть его в воде представляла глыбы камней, покрытых скользкими водорослями. Только человек владеющий чудом балансировки, к тому же прекрасно плавающий, мог безбоязненно купаться здесь. Остальные плескались на пятачке с плотным песчаным дном. Правда, вода здесь всегда была чистой – еще один необъяснимый феномен. Мы купались, где попало, чаще всего там, где висела табличка: «Купание запрещено!» Центральная часть города была изучена нами досконально. Мы могли перейти из одной улицы в другую, не пользуясь переулками. Все дыры, щели и лазейки были в наших распоряжениях. Мы аккуратно посещали все выставки, все общественные мероприятия, с одним условием, чтобы не нужно было платить за них. На нас посматривали подозрительно, ибо наш наряд не внушал доверия. Босиком, без маек и рубашек, в одних трусах, к тому же с морской солью выступающей на наших загорелых телах. Одного они не знали, мы были честными и уважающими себя людьми. О честности и достоинстве можно было забыть только в одном случае, если речь касалась посещения не входящего в наши владения фруктового сада. Мы предпочитали колхозный, имени Сакко и Ванцетти. Он находился неподалеку от нашего двора (в районе нынешней школы №15). Собственно говоря, в нем росли только абрикосовые деревья, поэтому он охранялся непродолжительное время, всего около двух недель (период созревания абрикос) Зато эти две недели он напоминал цитадель, готовящуюся к осаде. Высокие каменные стены, отгораживающие сад от улицы, подправлялись, гребень их покрывался слоем битых бутылок. А за оградой был еще и сторож с ружьем. К нашему счастью, собак у него не было. Фруктами нас дома не баловали, а желание поесть их было велико. И мы, понимая всю степень риска, все-таки шли на «преступление». Походы, как правило, заканчивались благополучно. Но были и исключения. Об одном расскажу. За абрикосами мы отправились трое. Двое моих приятелей захватили с собой сумки, я – налегке. В сад мы проникли без происшествий. Облюбовали прекрасное, развесистое дерево, усыпанное крупными превосходными, спелыми плодами. Оно особенно устраивало меня, позволяя рвать плоды, не поднимаясь на дерево. Друзья мои полезли, облюбовали ветви, наиболее густо усыпанные, и стали набивать сумки. Я никогда ничего не брал с собой, довольствуясь тем, что наедался вволю. Так было и на этот раз. Я винил себя в том, что вовремя не успел разглядеть фигуру подкрадывающегося сторожа, вооруженного ружьем. Сигнал опасности несколько запоздал. Мои приятели попрыгали с дерева, и все метнулись к ограде. Страх резко усилил наши физические возможности. Я буквально перелетел через ограду, не коснувшись ее ногами. Если бы были возможности зарегистрировать мой прыжок, я думаю, что он был бы близок к мировому рекорду. Удачно ретировался и второй из сборщиков фруктов. Третьему не повезло. Ему здорово помешала жадность… Он не только набил плодами сумку, но обложил ими все тело под майкой. Сумка и верхняя часть тела преодолели ограду, а вот зад – подвел. Он то и получил полный заряд крупной соли. «Гесик», – в основе клички была фамилия – Гесс, – вначале не чувствовал боли. Но, потом… Мы не знали, что с ним делать? Решили, что лучше всего будет остудить пылающий зад в морской воде. Сам он был не в состоянии спуститься к воде. Гесик улегся плашмя, лицом уткнувшись в траву, а мы носили пригоршнями воду, и поливали. Крики подростка были такой интенсивности, что обратили внимание какого-то мужчины. Он полагал, что мы издеваемся над бедным ребенком. Но, узнав, в чем дело, не посчитал за труд отнести нашего бедного друга в поликлинику, где доктор убрал всю «шрапнель» из поваренной соли.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10

На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Керчь в огне. Исторический роман - Петр Котельников бесплатно.

Похожие на Керчь в огне. Исторический роман - Петр Котельников книги

Роковые женщины советского кино - Федор Раззаков - Биографии и Мемуары
Дочки-матери - Елена Боннэр - Биографии и Мемуары
Последний разговор с Назымом - Вера Тулякова-Хикмет - Биографии и Мемуары
Мать её. Моя послеродовая депрессия - Наталья Анатольевна Авонави - Биографии и Мемуары / Здоровье / Психология
Иосиф Флавий. История про историка - Петр Ефимович Люкимсон - Биографии и Мемуары / История
Петр Великий и его время - Виктор Иванович Буганов - Биографии и Мемуары / История
Дневник Штукатурова - Унтер-офицер Штукатуров - Биографии и Мемуары
Джозеф Антон - Салман Рушди - Биографии и Мемуары
Темы с вариациями (сборник) - Николай Каретников - Биографии и Мемуары
Педагогическая поэма. Полная версия - Антон Макаренко - Биографии и Мемуары

Оставить комментарий